ПЕРСОНАЛИИ

Своего рода экспериментом можно назвать участие В. Иванкина в первой масштабной для него всероссийской выставке «Голубые дороги Родины» (1983), на которую он представил акварели. Эту технику, по признанию художника, он не очень любил и работы не считал удачными, вместе с тем материал на долгие годы определил круг творческих поисков и способствовал сложению системы приемов работы именно в акварели. Прозрачность и мягкие цветовые и тональные переходы оказались за рамками предпочтений того периода. Акварели Иванкина конца 1980-х – начала 1990-х годов были больше похожи на темперу: плотно написанные, они напоминали живопись с аскетичным мазком. Техника работы сухой кистью позволяла передать фактурные особенности разных поверхностей, придавала особую экспрессию изображению.

От натурных пейзажей, в которых отражался не столько поиск содержательного мотива, сколько наработка технического опыта, В. Иванкин довольно скоро перешел к теме, ставшей одной из магистральных в его творчестве. В Доме творчества «Сенеж» в качестве эскизов к живописным холстам он создал акварели так называемого библейского цикла: сам Иванкин не считал этот цикл имеющим отношение к религиозной тематике. В них он искал композиционные, пластические и цветовые решения, используя акварель как наиболее адекватный материал. Вместе с тем акварели того периода, которые задумывались как эскизы к масляной живописи и по сути являлись подготовительным материалом, оказались отправным пунктом к большому и длительному этапу, в который родились несколько циклов. Один из них – «Эскизы утраченных фресок» – был назван художником как отклик на мнение искусствоведов, увидевших на «Сенеже» листы Иванкина: в них есть ощущение старой фресковой живописи.

Надо отметить, что этот период был временем поиска точек опоры в стране в целом. Историческая и культурная ситуация, сложившаяся к 1990-м годам, привела к возврату религиозной тематики в искусство. И не просто в художественную жизнь в целом, но даже в «авангард художественной мысли» [10], в том числе в практику художников актуального направления, таких как Александр Косолапов, Владимир Дубосарский и Александр Виноградов, Александр Сигутин и др. Но если в их творчестве через религиозные сюжеты происходило переосмысление идеологических концепций, то в более широком смысле шло (и это было принципиально важным) личное переживание смыслов религиозной тематики, претворение в произведениях идей и ценностей христианской веры, их экстраполирование на обстоятельства современной действительности. Для поколения, чье рождение пришлось на середину 1950-х (В. Иванкин из этого поколения), формирование – на эпоху советских установок, взрослая жизнь – на систему новых, часто противоположных прежним, это было особенно актуальным.

В этой ситуации обращение к теме явилось не данью моде, возникшей в начале перестройки, а способом исследования духов - ной составляющей человеческого бытия (если говорить о содержательной стороне), всегда волновавшей художника. Иванкин идет не по пути революций, отвержения художественных достижений советской эпохи, а по пути поиска своего языка, своего высказывания. Хотя, отметим, попытки создавать политизированные работы были, когда В. Иванкин участвовал во 2-й выставке одного из самых знаменитых арт-проектов новосибирских художников «Выставка восьми» (1987–1992), организованного Татьяной Владовой и Владимиром Мандриченко. В аннотации к проекту в 1991 году П. Д. Муратов писал: «Всё течет, всё изменяется. Всё требует внимательного взгляда от тех, кто хочет жить с открытыми глазами, с открытым сердцем. Ведь это наша жизнь течет, это мы меняемся. Того, быть может, и не замечая. А выставка предоставляет нам случай заметить…» [3].

В циклах акварелей В. Иванкина воплотились фантазия и творческая интерпретация отношений между персонажами человеческой истории. Искусство русской иконописи, основные иконографические сюжеты стали тем зеркалом, в котором В. Иванкин увидел и свое искусство, о котором искусствовед Т. А. Кубанова пишет: «Божественная благодать в работах новосибирского художника Вадима Иванкина является в виде длиннополых фигур с нимбами над головами. Эти одинокие образы святых в непривычных позах наполнены великой скорбью и предчувствием драматического исхода. Художник создает икону ХХI века, наполненную философскими рассуждениями о судьбе человека, который нарушает законы мироздания и смиренно принимает за это справедливую кару» [4, с. 2].

В. Иванкин переосмысляет канонический строй храмовых росписей, отказываясь от симметрии в композиции, создает движение за счет диагональных построений, использует неуравновешенные формы. Миндалевидные мандорлы лишены четкой линии, контур фигуры – завершенности. Весь этот мир как бы переукладывается на глазах у зрителя, пробуждая особое эмоциональное взаимодействие. В акварельной живописи автор применяет активные, чистые цвета, пишет свободно, используя эффекты стекающей краски, мазка кисти, сходящего к зыбкой границе.

О технике хотелось бы сказать отдельно. Одни работы религиозных циклов выполнены акварелью, другие – синтетической темперой. Балансирование в рамках акварельной и темперной живописи дает автору неограниченную свободу, обусловленную знанием свойств материала. И эта свобода особенно убедительна в акварели, которая, как известно, не терпит ошибок и о которой искусствовед А. И. Морозов пишет: «Вадим Иванкин […] обладает ценным даром живописного мышления. Его акварели – совсем не графика, в ней нет этого "хищного" расползания акварельного пятна, все заключено в ритмы, в идею свечения, драму жизни. Акварель Иванкина несет в себе потенциал фресковой живописи» [4, с. 2].

В ряду акварелистов Новосибирска – «не будем сбрасывать со счетов и систему новосибирского образования: архитекторы – в акварель, худграф – в акварель» [1] – В. Иванкину удалось занять свое индивидуальное место: он доказал состоятельность и в качестве рисовальщика, и в качестве живописца. Заняв пост председателя Новосибирского регионального отделения Союза художников России и выступив инициатором целого ряда художественных и просветительских проектов, В. Иванкин сделал акварель предметом исследования и собирательской работы. В 2015 году вышел альбом, посвященный аспектам развития новосибирской акварельной живописи с середины ХХ века до 2015 года [1]. Дискуссия с участием В. Бухарова, М. Омбыш-Кузнецова, А. Беляева и других мастеров акварели, отраженная в текстовой части альбома, и обширный перечень работ художников Новосибирска, данный в ретроспективе, говорят о спектре творческих исканий. Как составитель В. Иванкин использовал фрагменты своих ранних работ, дающих понимание фактуры акварельного листа, красочного слоя и представивших его как художника большого жанрового диапазона: пейзажные листы из серий «Пятигорск» (1987), «Байкал» (1987) с включением индустриальных и архитектурныхвидов, с причалами, постройками, зданиями, здесь же «Пепел» (1988), «Царские игры» (1988), «Свечение воздуха» (1996), «За столом» (1995) как предтеча библейского цикла, окончательно оформившегося в 2000-х годах.

Здесь также хотелось бы подробнее сказать о контексте, в котором бытовал жанр автопортрета на рубеже ХХ–ХХI вв. Современное гуманитарное знание большое внимание уделяет логике творчества, анализу художественного опыта, самопознанию и самоидентификации творческой личности, которая является невольным медиумом в отношениях материального и духовного. А.В. Ляшко пишет о ценности, которую в последнее время «приобрели комплексные исследования многообразных практик творческой самоидентификации и самоинтерпретации личности, процедуры авторской саморефлексии. Отсюда наблюдаемая в последние годы активность исследовательского интереса к эпистолярным, дневниковым, автобиографическим литературным формам, исповедальному слову. В русле этого интереса свое целостное осмысление должен получить и автопортрет в изобразительном искусстве» [5]. Истоки такого углубленного самоисследования следует искать в 1980-х, когда рождаются исповедальные портреты в творчестве таких художников, как Т. Назаренко, К. Нечитайло, О. Булгакова. Неслучайно их авторы – женщины, готовые открыто говорить с миром и показать анатомию творчества, воплощенную в аллегориях. Колорит, пластика, ситуация, в которую помещает себя художник, рождают особую связь изображенного и зрителя.

В автопортретах персональной выставки «Иванкин», организованной в 2012 году в Государственном художественном музее Алтайского края, акцент сделан на пластических поисках, автор экспериментирует с цветом, с самой структурой живописи, создавая многочисленные вариации собственного образа. По большому счету, происходит смещение акцентов с произведения как предмета искусства на собственно процесс творения, который приобретает форму длящегося высказывания в вариантах собственного изображения. Искусство становится одной из форм поведения художника, дает право на утверждение в рамках профессионального цеха. Автор дает возможность зайти в пространство своей творческой лаборатории как в переносном, так и в прямом смысле.

Один из автопортретов так и называется – «Автопортрет в мастерской». Закрытое для рядового зрителя пространство студии воссоздается не буквально, но через образ художника, для которого творческий процесс подчас мучителен. Иванкин презентует именно эту часть своего Я: его автопортреты не репрезентативны в классическом понимании, в них нет парадного антуража, напротив, художник предельно обнажен – внутренне, а порой и внешне, телесно. В автопортретах он выглядит старше, обострены черты лица, передано эмоциональное состояние («Отражение усталого человека с птицей»). Порой он обращается к импровизации и прибегает к интерпретации поп-артовского приема множественного изображения («Автопортрет в черной шапке», «Автопортрет с зеленой бородой», «Автопортрет с одним глазом», «Автопортрет 9 мая», «Шут»). Ни в одном из них нет попытки понравиться зрителю.

В 2019 году В. Иванкин и эту тему приводит в формат исследования, создав выставку-проект совместно с Новосибирским художественным музеем, посвященную автопортрету новосибирских художников ХХ–ХХI вв., с выпуском альбома.

В нем о современном состоянии жанра искусствовед В. М. Горбачева пишет: «Нельзя не отметить еще одну грань жанра автопортрета – игровую. Это своего рода театр одного актера, который зачастую даже не нуждается в зрителях. Художник примеряет на себя разные образы, ищет свое амплуа, занимается фактически самоанализом на уровне чувственного восприятия». И непосредственно об автопортретах В. Иванкина: «Галерея образов Вадима Иванкина пронизана иконописными мотивами, […] автопортреты рубежа веков – не лица вовсе – лики. Поиск ли это смыслов или личное видение своего пути, все сводится к глубинному психологизму восприятия художником собственного Я. […] Глядя на его автопортреты, испытываешь чувство сродни тому, что рождают стихи Бродского. Ни те, ни другие нельзя назвать легкими для восприятия, но сколько силы в них скрыто, сколько пластов познания себя и мира, насколько глубоко проникновение в природу человека с его страстями и рефлексиями» [7, с. 35].

Таким образом, состоялось пересечение двух основных тем художника. Говоря о композиционных особенностях автопортретов В. Иванкина, уместно обратиться к материалу масштабной выставки «Портрет в России. ХХ век», прошедшей в Государственном Русском музее в 2001 году. Погрудное и лицевое изображение, ставшее основой для Иванкина, В. А. Леняшин охарактеризовал в связи с событиями начала ХХ века так: «Возникновение портретов-голов было естественным в глобальный переломный период, когда мир в глазах человека терял свое величие, когда один поэт призывал "кастетом кроиться миру в черепе", другой –"Мой череп – путестан, где сложены слова"– готов был стать Председателем земного шара, когда человек – «зыбкий ум природы» – хотел утвердить свое господство над ней» [8, с. 30]. Следующий рубеж веков – ХХ– XXI – принес едва ли менее разрушительные трансформации, драматичные тем, что связаны они прежде всего с сознанием человека.