Впрочем, бурятская национальная культура является частью наследия разных сибирских этносов, насыщающих образный ряд неоархаики. И в творчестве
Е. Болсобоева эта взаимосвязь очевидна. В 2009 году он организует в Берлине персональную выставку «Шаманские тропы», в которой звучит актуальная для бурят тема шамана, о непременном присутствии которой в связи с элементами визуального ряда неоархаики пишет Л. Ю. Николаева: «Визуальный ряд наследия составляют <…> каменные бабы, археологические артефакты и так называемые этнографические комплексы, которые включают жильё, утварь, конскую упряжь, костюмы и атрибуты шамана, костюмы и украшения обычных людей. Все эти предметы созданы в соответствии с принципом отражения космоса в микрокосме, где часть соответствует целому. В иконографии персонажей пантеона, атрибутах шамана, воина, мифологических героев, присутствуют эти же артефакты» [5, с. 107].
Если в археологическом и этнографическом материале шаманизм достаточно представлен и изучен [6], то в художественном материале это малоисследованная тема. Исключение составляет диссертация Р. М. Еркиновой, посвящённая шаманским образам в творчестве Г. И. Чорос-Гуркина [1].
Прицельная работа над фольклорными, этническими образами и мотивами сообщает творчеству Е. Болсобоева характер особого исследования, его произведения становятся проектом по глубокому художественному постижению шаманизма. Художник обращается к своей теме в поисках сокрытой, зашифрованной информации об идентичности этноса, не утраченной в веках, хранимого шаманизмом знания, которое касается не только верований, но и мировоззрения народа, системы его ценностей, космогонии его вселенной.
«Сыновние» поиски этнической идентичности, реализованные в серии графики «Шаманские тропы», характеризуются уважительной интонацией в обращении к старинным образам, взыскательностью и сдержанностью в работе с категорией сакрального.
Гравюры «Праздник в тайге» и «Ночь ёхора» повествуют о стремительном круговороте, взаимосвязи между всеми живыми существами. Народный танец ёхор, как значимое обрядовое действо, говорит о неразделимости, единой природе всего живого. Появление в хороводе антропоморфных фигур актуализирует мотивы покровительства, братства, взаимопомощи. Спиралевидное движение, словно слепок с модели большого взрыва, символизирует рождение самой жизни.
Тема вечности звучит в гравюре «В горах Баргузина»: маленькие движущиеся фигурки животных и человека не нарушают статичности исполненной величием картины. В «Поклонении огню» восходящее движение, порыв останавливается о строгий испытующий взгляд. И горы, и огонь не просто субстантивны – они словно носители внечеловеческого сознания, измеряющие время другой мерой, оперирующие неподвластными нам категориями.